Велькович Я. (Сербия). Психодрама в работе с психотиками

Хорошие статьи о психодраматической практике

Сообщение Павел Корниенко 09 май 2010, 00:00

Источник: статья любезно предоставлена автором и переводчиком для размещения на сайте psihodrama.ru


Психодрама в работе с психотиками

Ясна Велькович (Jasna Veljković); Сербия
Перевод с сербского: Сергей Кулаков

  Примечание переводчика
Ясна Велькович, клинический психолог, эксперт по работе с пациентами страдающими психозами, психодраматист, доктор философских наук, профессор. Защитила первую докторскую диссертации по психодраме на Балканах. Она была одна из пионеров обученных специалистов психодраме еще до начала войны в Югославии и распада государства. Во время натовской бомбардировки Белграда в 1999 году продолжала работать с пациентами, этот опыт описан в книге «Психодрама и социодрама», выдержавшей 2 издания (совместно с Зораном Джуричем). Член FEPTO и бессменный участник многих конференций. Преподает в Белградском и Черногорском университетах. Ясна имеет русские корни. Ее бабушка (урожденная Ольга Турчанинова) попала в Сербию с первой волной эмиграции. После смерти ее мужа, белого офицера, повторно вышла замуж за серба.

В настоящее время готовится к печати новая книга, фрагмент из которой автор любезно согласилась предоставить для сайта psihodrama.ru


Прежде, чем перейти к конкретному описанию нашей работы с психотиками, напомним известную суфийскую притчу, метафорически отражающую некоторые принципы контакта с подобными пациентами.

Рассказывают, что однажды, давным-давно, в какой-то далекой стране, сошел с ума принц. Король был вне себя от отчаяния - принц, его единственный сын, единственный наследник королевства! Были призваны все волшебники, колдуны, были созваны лекари, было сделано все возможное, но все это было напрасно. Никто не мог помочь молодому принцу, тот оставался безумен. В день, когда он сошел с ума, он сбросил с себя всю одежду и, оставшись голым, залез под большой стол и заявил, что будет теперь жить там. Он считал, что он стал петухом. В конце концов королю пришлось смириться с тем фактом, что принца вылечить не удастся, что он безумен, и ничего с этим не поделать; все специалисты потерпели поражение. Но в один прекрасный день надежда возродилась вновь. Мудрец - Суфий, предложил: "Давайте, я вылечу вашего принца". Правда, король заподозрил неладное, потому что этот человек и сам смахивал на безумца. Но мудрец настаивал: "Только я могу вылечить его. Чтобы излечить сумасшедшего, нужен еще больший сумасшедший. А все эти ваши великие деятели, ваши светила медицины, - все они потерпели неудачу, потому что им неведомы азы сумасшествия. Они никогда не вставали на этот путь". Этот мудрец верил в силу перемен.

Это показалось логичным, и король подумал: "Хуже уже не будет, так чего ж не попытаться?" Итак, мудрецу предоставили такую возможность. В тот же момент, как король произнес: "Ладно, попробуй", — этот мистик скинул свою одежду, запрыгнул под стол и кукарекнул петухом. Принц удивился и спросил: "Ты кто? И что это ты кукарекаешь?" "Я петух, и, кстати, поопытнее тебя, — ответил старец. — Ты - ничто, ты всего лишь новичок, в лучшем случае — ученик". "Ну, тогда то, что ты петух — это нормально, но выглядишь ты, как человек", - сказал принц. Старец заметил: "Не обращай внимания на внешность, посмотри на мой дух, загляни мне в душу. Я такой же петух, как и ты". Они подружились. Они поклялись всегда жить вместе и всегда противостоять всему этому миру, недолюбливающему петухов. Прошло несколько дней. Однажды старец внезапно стал одеваться. Он надел рубаху. "Что ты делаешь, - поразился принц. — Ты что, спятил: петух пытается надеть человечье платье?" Старец возразил: "Я намерен всего лишь обмануть этих дураков, называющих себя человеческими существами. И запомни: одет я или нет, это ничего не меняет. Моя петушиность всегда при мне, никто не в силах этого изменить. Ты что, думаешь, что одевшись человеком, я изменюсь?" Принцу пришлось согласиться. Еще через несколько дней старец убедил принца тоже одеться, потому что наступала зима и становилось холодно. Затем, в другой раз, он вдруг потребовал пищу из дворца. Принц насторожился и воскликнул: "Несчастный, что ты делаешь? Не собираешься ли ты есть наподобие этих человеческих существ, так же как они? Мы–петухи, и мы должны есть по петушиному". "Что касается меня, — ответил старец, —то мне все равно. Ты можешь есть все, что угодно, и делать все, что тебе нравится. Ты можешь даже жить как человеческое существо, оставаясь верным своей петушиности". Так, одно за другим, старец убедил принца вернуться в мир людей.


Вхождением в Роль психотика, идентификацией с ним, через полную эмпатию и принятие, без колебаний и страха, а через тщательно сохраняемый контакт с собственным наблюдающим Эго и реальностью мудрый человек позволил себе пребывать в спонтанной регрессии, вывел пациента из психотического состояния, вернув его в мир реальности. Это не означает, что он полностью излечил психоз, но, во всяком случае, приблизил его к реальности.

Основным методом психодрамы является перемена ролей. Первым шагом в лечении является выход из фиксированной, ригидной роли, будь она продуктом психотического расщепления реальности, страха или чего-либо другого. Второй шаг — быть в роли Другого. Третий — видеть себя в Другом.

В психодраме «acting out» превращается в «acting in», а это означает что повторяющееся поведение без цели и результата, само по себе являвшееся целью, конкретизируется, раскрывается через действие и отреагирование. Внутренний мир экстернализируется через вербальные или невербальные образы. Acting-out для Морено служил отражением внутреннего Я. Acting-in — выявлял смысл того поведения и, прежде чем заменить его, происходила примерка реальности.

Человеку, находящемуся в психозе, мир и люди вокруг него кажутся странными, измененными, часто вызывающими страх. Восприятие психотика глубокое и мрачное соответствует глубине регрессии и фрагментации его Я. Механизмы защиты примитивны и неадекватны. Доминируют расщепление, проекция и проективная идентификация. Пациент не осознает и не контролирует эти механизмы, но они его спасают от еще более неконтролируемой тревоги, которая засасывает его как топкое болото, где уже невозможно действовать и он может утонуть в жестких рамках своего психотического мира.

Психотический пациент испытывает тоску, так как он изолирован от социума. Так как все его покидают, не понимают, он боится, что его отвергнут. Он нежелателен не только для своей семьи, но и микросоциального окружения, стремящегося убежать от «ментальной инфекции» и неконтролируемых импульсов «первичного процесса», которые иногда возникают очень внезапно. Однако он не бесчувственен, он испытывает эмоции, связанные с печалью, угрозой, любовью и ненавистью, но они отличаются от них, «нормальных». Из-за хрупкости своих границ и непонимания, что кому принадлежит, психотик иногда сливается с другим объктом. Его реальность есть продукт чудесным образом смешанных сильных первичных и слабых вторичных процессов, которые перетекают один из другого из-за отсутствия четких границ.

Место и роль психотерапии в работе с психотическим пациентом имеет свою специфику. Общими принципами служат: активный и директивный стиль терапевта по сравнению с невротическими пациентами, акцент не только на вербальное, но и невербальное поведение, работа на принятие со стороны пациента своего психоза как болезни, которую необходимо лечить и постепенное развитие специфического отношения к ней, работа над переносом. Но особым образом, постоянный контроль контрпереноса терапевта, следует внимательно наблюдать за собой, чтобы не попасть в тиски механизма проективной идентификации и массивных проекций, которые посылает пациент. Кроме того, необходимо работать над практическими поведенческими социальными компонентами, корригирующими его социальное функционирование с целью лучшей адаптации пациента.

Психотики уединяются и избегают общества, поэтому большим достижением служит факт пребывания в группе себе подобных людей. Им предстоит приобрести коммуникативные навыки новым способом, вначале общаясь друг с другом, а затем применить эти знания в мире «нормальных» людей.

В начале психодраматической терапии психотики избегают смотреть на терапевта, так и на других членов группы. Контакт глазами для них опасен. Прикосновения нежелательны. Физическая дистанция, при которой они бы чувствовали себя безопасно, крайне велика. Эти потребности пациентов учитываются в начальный период терапевтом и постепенно, погашая страхи, они начинают участвовать в психодраме.

В психодраме пациенты экстернализируют содержание своих бреда, галлюцинаций, страхов, фантазий, но и роли из реального мира, элементы нарциссического Я пациентов не ограничиваются. Терапевт в группе делает акцент на развитие хороших трансферентных отношений внутри группы, а также между ее членами. Терапевт активный, но не авторитарный член группы. Он следит за созреванием группы и стимулирует ее участников на психодраматическую работу. В психодраме члены группы выступают в роли вспомогательных Я. Проигрывание ролей значимых других, кажется, приводит к тому, что они также начинают ощущать себя значимыми. В психодраматических группах нет закрытости, незавершенных решений, неинтерпретированных действий. Все, что делается на психодраматической сцене, служит приобретению целостности.

Основным правилом, которым мы руководствуемся при включении пациента в группу, является отсутствие острой фазы психоза, враждебности, интенсивного бреда, маниакального возбуждения и суицидных намерений. Применение психодрамы в работе с психотиками подразумевает тщательно подобранную группу, где важно иметь примерно равную структуру и организацию личности. Эта в какой-то мере компенсирует врожденную потребность в защищенности, что и бывает в психодраме. Обмен чувствами, который происходит в конце психодраматической сессии, всегда большой подарок протагонисту, осмелившемуся выйти на сцену.

Сеттинг в психодраме организуется всегда строго, и всякое изменение сообщается заранее. Сеттинг способствует построению группы и групповой культуры. Временами и за сеттинг члены группы сами берут ответственность, порой очень требовательно строя отношения друг к другу в смысле уважения границ группы и сеттинга.

Не существует запрета на общение вне группы, как это требуется от пациентов-невротиков. Члены сплоченной психодраматической группы развивают весьма тесные межличностные контакты и, таким образом, создают опору для каждого из них в кризисном состоянии.

Всякий участок группы четко очерчен временными и пространственными рамками. Максимальная конкретизация всего того, что происходит в психодраме, придает ясность и уверенность терапевтической ситуации.

Все вышеописанное отражают основную цель — воссоздание нарушенных отношений с реальностью в ситуации «здесь и теперь», чтобы из безопасной обстановки группы перенести их затем в реальную жизнь. Реальная жизнь протагониста постепенно обогащается как построением новых участков в его бытии, так и нахождением тех, которых желал протагонист, но утратил с появлением психоза. Обзор психодраматической работы с психотическими пациентами находится в особом разделе, относящемся к казуистике психодрамы.


Иллюстрация психодраматической работы с психотиками


Данный пример групповой работы описывает не частый случай события группы, но подобные вещи порой случаются. Бывший член группы совершил суицид между двумя групповыми сеансами. За день до описываемого занятия он был похоронен. Все члены группы знали об этом событии, а терапевт, пришедший на группу, не располагал какой-либо информацией.

Группа началась необычно – тяжким молчанием. Это длилось значительно дольше, чем когда-либо. Следя за невербальными реакциями по лицам пациентов, заметила сходное выражение у них всех. У меня возникло ощущение тоски и злости. Не будучи способна переносить более тревогу, спросила у группы, что произошло.

На это получила ответ, что «Б» совершил суицид. Почувствовала, как будто меня ударили доской по голове, а вся предшествующая тишина навалилась на меня как неподъемный груз. Тогда у меня возникла дилемма: мы поговорим о том, или попробуем что-либо сделать психодраматическим способом.

Метод психодрамы с богатством техник, которыми располагает, иногда может быть спасением не только для пациента, но и для терапевта. Веря в метод и воспринимая его как своего «котерапевта», придумала, что сделать. Предложила самое простое в психодраме, технику «пустого стула»,сообщив группе следующее:

Терапевт: «На этом стуле сидит покойный «Б», ушедший от нас, ни с кем не попрощавшись, и это тяжело. Это будет повод к нему обратиться и сказать, что у вас сейчас на душе, да получите отклик».

После краткой паузы один член группы, назовем его «А» встал со стула и, обратился к покойнику: Как ты мог это сделать, осуждаю тебя за то, что нас оставил. Я думаю, что ты нам нужен, несмотря на то, что ты покинул группу. Верю, что когда-нибудь ты опять к нам вернешься. Ты не думал о нас. Ты нас не любил. Оставил нас. Неправда!»

Я спрашивала себя, нужно ли делать, как это принято в классической психодраме, замену ролей с персонажем, к которому обратился член группы. Была большая дилемма, так как в психодраме, когда дело касается умерших персонажей, необходимо быть крайне осторожным и не вызвать ретравматизацию, особенно во время «свежей утраты». Также необходимо было просчитать потенциал человека, которому предложишь эту технику. Ответом было «нет», когда тот же член группы, обратившийся к покойнику, сел на его стул и сам вошел в его роль, отражая его телесное состояние. Тогда я попросила, чтобы он выбрал кого-либо из членов группы побыть в его роли. Он выбрал участницу, севшую на его стул напротив стула покойника, где сидел участник «А».

«А» говорит из роли покойного «Б» участнице, которая в его роли: «Не смей меня осуждать!» Я однозначно не мог перенести, что многие вещи в жизни, которые нормальны для других людей, никогда не смогу сделать, пережить. Я однозначно не могу выносить эту жизнь, страшно мне было. Никого из вас не хотел обидеть, не злитесь...»

Вдруг «А» стремительно встал со стула и побежал в группу. Правило гласит, что протагонист психодрамы НИКОГДА не будет отпущен со СЦЕНЫ в группу, пока не будет возвращен в свою роль. Захожу в группу, сажусь возле члена группы «А» и дублирую его фразой, которую, полагаю, он завершит: «Я убежал со сцены, так как чувствую… что я сейчас чувствую?»

Он заканчивает: «Плохо себя чувствую. Не знаю, как чувствуют другие члены группы и что думают, мне это интересно, также меня интересует, что чувствует терапевт».

Тогда я задала вопрос: «От кого бы ты хотел услышать, как себя чувствует?». Он ответил: «Как вы себя чувствуете?»

Вернула его на сцену. Попросила, чтобы он побыл в роли терапевта, и он принял предложение. Из роли терапевта сказал следующее: «Чувствую себя ужасно. Боюсь за всех своих пациентов на группе, чтобы не совершили суицид, не знаю, почему это произошло, не знаю или не хочу им говорить. Возможно, я где-то ошиблась, а то этого бы не произошло». Я поняла, что в этот момент для этого контингента группы, когда один из членов совершил суицид, необходимо дать им возможность некоторое время пребывать в своей параноидно-шизоидной защите от меня как терапевта.

Далее мысль побежала, что они наверняка должны найти виновника, а «виновник» я сама, как бы избавляясь от собственных наплывающих плохих чувств и чувства вины. Подтвердила, что чувствую себя ужасно и очень беспокоюсь за свою группу, но и добавила, что не думаю, что кто-либо повторит подобный поступок.

Тогда у пациента «А» выражение лица смягчилось, он деролизовался и вернулся в группу.

Одна участница группы, назовем ее «З», что она беспокоится не столько за группу, сколько за терапевта и хочет из роли терапевта обратиться к покойнику.

Я согласилась, понимая, что это ее способ выразить свои чувства из роли терапевта. Вот что она сказала:

«Столько труда вложила в эту группу, и вот тебе – разочаровал ты меня, мне тяжело, как и им…(начала плакать)».

Я вспомнила тогда одну ситуацию, когда я вне назначенного времени зашла в комнату старой коллеги, которая в это время вела психотерапевтический сеанс. Застала ее и пациента, обоих плачущих. Я задала вопрос, разве можно терапевту плакать вместе с пациентом и вообще профессионально ли это? Сейчас мои глаза прилагали огромные усилия, чтобы не пустить слезы, пытались оставаться невозмутимыми.

Да, суицид пациента — есть наивысшая атака на группу и терапевта и терапевтический нарциссизм. С этими мыслями я вернулась к группе. Пациентка, которая обращалась к покойнику из моей роли, продолжала сидеть на стуле и смотреть на пустой стул. Спросила, какая связь между тем, что только происходило и ее собственными мыслями, чувствами, страхами.

Ответила, что он совершил то, о чем она много раз размышляла, но не только не смогла сделать, но и не осмелилась сказать об этом группе, так как некоторые вещи просто хранят «молчание». Это тема смерти.

Смотрела и чувствовала, что проработка этой темы, вызванная конкретной ситуацией, была бы полезной для всей группы, но дорога к ней была слишком скользкой. Размышляла насколько это своевременно или рановато, а с другой стороны, как группа будет развиваться, если мы избежим актуальной для нее темы.

Осознала, что не сможем двигаться раньше, пока не проработаем эту тему, хотя это тяжкий «труд» и для группы и для терапевта и эту работу надо начинать делать сейчас.

Реальность указывала, что группа как целое (Foulkes - „The group as a whole”) потеряла навсегда один свой фрагмент. Тот потерянный фрагмент уже не вернешь, но группу как целое восстановить необходимо. В группе психотиков каждый член группы играет свою сильно фиксированную роль.

Ригидность роли придает психотическому пациенту уверенность и поддерживается другими членами группы. Психодрама их учит, что следует расстаться с обветшалыми ролями и развивать новые образцы поведения и контакта. Их приверженность к определенным ролям представляет собой «оборонительный стиль», а из «оборонительных стилей» пациентов строится оборонительный щит группы. Пациент, совершивший суицид, за время своего пребывания на группе, играл роль «группового клоуна», отпускал постоянно остроты, не всегда адекватные ситуации, веселил группу, снижая ее тревожность. Конечно, с его уходом группа потеряла один из каналов, по которому тревожность стекала изнутри кнаружи. Поэтому я предложила пациентке «З» побыть на сцене и попробовать сделать нечто в связи с собственными страхами и суицидом.

В последующей психодраматической сцене она раскрыла свои расстроенные отношения в семье, свою не нравящуюся ей роль, но которую ей родители навязывали, а позже обрушилась гневом на родителей, от которых зависела, чтобы потом этот гнев не обратился на нее саму в минуту аутодеструктивного импульса.

Динамика этой психодраматической работы была полезна для всей группы и позволила всем ее членам соприкоснуться с «темными» частями наших личностей.
Аватара пользователя
Павел Корниенко
Редактор сайта
Сообщения: 878
Репутация пользователя: 31




Сообщение София 29 май 2014, 14:24

Прекрасная статья, только притча не суфийская, а хасидская- ее рассказал раби Нахман из Брацлава, она называется "Индюк"
София

Сообщение vazonov11 28 июн 2014, 14:12

Да, статья поучительная.
Аватара пользователя
vazonov11
Сообщения: 1
Репутация пользователя: 0


Строка для библиографии: Велькович Я. (Сербия). Психодрама в работе с психотиками. Режим доступа: [https://psihodrama.ru/t436.html]

Метки темы

примеры психодрамы, психиатрия

Вернуться в Статьи о практике психодрамы



Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 1